Дедушка пошел в армию добровольцем 23 июня, на следующий день после начала войны (ему было в ту пору 46 лет), и его тотчас призвали, так как он имел уже большой опыт и первой мировой, и гражданской, и работы врачом в условиях «близких к боевым» — на подъеме Голодной степи. Готовился он и к отправке добровольцем — военным врачом — в Испанию, но не успел.

Помню бабушкин рассказ о том, как они были с дедушкой врачами в Цимле во времена коллективизации. На дедушку как-то донес санитар о том, что он оказал медицинскую помощь дочери кулака, и дедушку вызвали в районное НКВД. На вопросы там он отвечал, что при получении диплома врача давал клятву Гиппократа, обязан ее соблюдать и будет ее соблюдать — лечить больных, независимо от их социального происхождения. Дедушку отпустили.

Помню, в 50-е — начале 60-х мы регулярно ходили с бабушкой в военкомат, где бабушка получала ответ о том, что никакой информации о дедушке нет. Помню рассказ о том, что в 1946 году в центре Ростова, на Большой Садовой бабушка встретила врача, который в 1941-м служил вместе с дедушкой в одном госпитале. Он рассказал, что они попали в окружение, армия уходила, а в госпитале было много тяжелораненых. Нужно было решать, что делать. Часть медперсонала приняла решение уходить вместе с армией. Дедушка решил остаться с ранеными. По словам этого врача, он говорил дедушке: «Сёма, надо уходить, пропадем, все равно немцы придут, раненых всех перестреляют», — а дедушка отвечал: «Даже если перестреляют, то люди до последней своей минуты не будут брошенными. Я давал клятву Гиппократа. Остаюсь. И будь что будет». Дело было на Украине, в сентябре 1941 года. Бабушка в момент встречи растерялась и не спросила, где именно это происходило, а потом не могла этого врача найти — наверное, приезжал откуда-то в Ростов повидаться со знакомыми или родственниками. С тех пор так ничего и не стало известно ни о судьбе дедушки, ни о судьбе госпиталя.

В 1983 году бабушка умерла. А в 1995-м начал себя широко рекламировать Архив Министерства Обороны, что находится в Подольске. Родители туда написали и из полученного ответа поняли, что надо писать дальше, в Военно-Медицинский Архив в Санкт-Петербург. Написали. Но им ничего не ответили.

В 2000 году судьба меня привела в Санкт-Петербург, и я зашел в Военно-Медицинский Архив. Выяснилось, что в 90-е они не отвечали на письма, потому что Архиву не выделялось денег на конверты. Я оставил им конверты. И вскоре начал получать оттуда ответы. Выяснилось, что дедушка служил в 67-м подвижном полевом госпитале, приписанном к 26 армии Юго-Западного фронта. Это была одна из тех армий, что попали в окружение после падения Киева. И это была единственная армия, которой удалось выйти из окружения. Удалось узнать и список мест дислокации госпиталя в 1941-м.

С тех пор я всякий раз, как подворачивался контракт на работу на Украине, немедленно соглашался. В 2002‑м, в апреле, произошло одно из самых поразительных событий в моей жизни. Я ехал в поезде из Днепропетровска в Минск. Сел в поезд ночью. Но рано утром меня невесть что разбудило. Переехали через Днепр. Широкая спокойная гладь воды. Заливные луга. Редкие перелески. Красивейшие места. И вдруг внутри меня звучит голос: «Здесь погиб твой дедушка». Я ошеломленно смотрю в окно — проезжаем станцию «Пальмира».

Я все-таки поехал выяснять судьбу по списку мест дислокации, начиная с конца. Выяснилось, что госпиталь туда не доехал. Везде чудом оказывались живы глубокие старики с ясной памятью — свидетели событий 1941 года.

По планам эвакуации госпиталь должен был перемещаться по тому маршруту, который был записан в его карточку в архиве, но этого не произошло. Произошла катастрофа — немцы рассекли нашу оборону одновременно во многих местах, уничтожили штаб фронта. Последние документы Главного санитарного управления фронта, документы второй половины сентября 1941-ого написаны карандашом — так и хранятся в архиве Министерства Обороны. Официальная информация о передвижении госпиталей отсутствовала — вот, видно, кто-то потом и записал в карточку госпиталя для простоты вместо последних мест дислокации список мест планируемой эвакуации.

Побывал я в Оржице, райцентре Полтавщины, откуда уходила в прорыв 26-ая армия. Последняя телеграмма ее командующего, генерала Костенко, в Ставку от 23 сентября 1941 года такая: «Положение исключительно тяжелое. С наступлением темноты попытаюсь с остатками прорваться в направлении… Громадные обозы фронта и раненых вынуждены оставить в Оржице, вывезти которых не удается». Однако следов армейского госпиталя в Оржице не было — там были только медсанбаты. Увидел, как наши выходили из окружения — через непроходимые болота, немцы не ожидали, что наши решатся через них пойти. Огромное число людей утонуло. Но вышли и знамя вынесли.

В Оржице я и выяснил, что с южного фланга нашей армии действовала моторизованная дивизия СС «Райх».

23 ноября 2004 года в Киеве бушевали оранжевые страсти. В этот день я искал станцию Пальмира, что в списке мест дислокации госпиталя стояла на предпоследнем месте. Ехали в Черкасской области по дороге, ища места выезда на станцию. Села были все с названиями особыми — Христово, Рождественское, Преображенское, Вознесенское. Выяснилось, что Вознесенское — это и есть станция Пальмира.

Все складывалось. Угрюмые мужики с батогами, живой образ «зеленых» времен гражданской войны, не пропускавшие машины пришельцев в село, подозревая в них зловредных агитаторов за «оранжевых» или за «синих», нас в село пропустили. Первая же вышедшая из школы учительница взялась активно мне помогать. И с ее помощью я нашел единственную свидетельницу — одинокую женщину 85 лет, полную сил и памяти. Она сказала удивительные слова: «Я поняла для чего я живу и живу — все помирают вокруг, а я вот живу. Я последний свидетель. Я живу, чтобы рассказать».

Сентябрь 1941-го. В село вошла дивизия СС «Райх», обнаружила в школе госпиталь (перенесенный нашими солдатами со станции перед уходом). Эсэсовцы тут же перед школой расстреляли врача, сестричек, раненых и поехали дальше. Жители похоронили всех в братской могиле. А в какие-то из послевоенных лет пришел указ закрыть кладбища, которые в центре сёл — кладбище закрыли и посадили там парк.

Я взял оттуда землю и перенес на могилу бабушки, которая ждала дедушку всю жизнь до своей смерти в 1983 году. Так она его дождалась.

Мой дедушка — военврач 3 ранга Векслер Семен Менделевич, выпускник медицинского факультета Ростовского (эвакуированного во время I Мировой войны из Варшавы) государственного университета выпуска 1924 года.

Есельсон Семен — директор Института экзистенциального консультирования и осмысления религиозного опыта, практикующий экзистенциальный консультант, философ, конфликтолог; стаж консультирования — 23 года (г. Ростов-на-Дону). Данные об авторе — на момент выхода статьи.